Большие дела [СИ] - Дмитрий Ромов

— Леонид Юрьевич…

— Брагин! — выдыхает он. — Если можешь промолчать, лучше ничего не говори.

— Пельмени! — требую я. — Немедленно!

— Твою мать…

Мы встречаемся через полчаса, и я рассказываю ему про разговор с Дольфом и дальнейшие события.

— Какого хера ты туда попёрся? — зло улыбается Де Ниро.

— Во-первых, как было не попереться? Абрам, вообще-то не спрашивал. Во-вторых, вопросы к Ашотику у всех есть и его вообще надо из схемы убирать.

— И что теперь? Мля, ну вы учудили!!! Чудаки на букву «м»!

— Давайте адвоката что ли пошлём какого-то…

— Какого к херам адвоката! Мля, тупой дурак, как был уркой, так уркой и сдохнет. Ни ума, ни фантазии. Идиот. А ты-то, комсорг, твою мать, предприятия, активист и передовой отряд советской молодёжи, о чём думал? Ты может ещё на дела с ними начнёшь таскаться, по форточкам лазить? Что молчишь?

А чего сказать-то? Сказать-то нечего.

— Твои приехали? — меняет он тему.

— Должны были, я Игоря отправил их встречать. Сам-то с Ашотиком тусовался. Товарищ полковник, я понимаю, хреновенько вышло, но шанс был нормальный, тут вопрос-то конкретно стоял. У меня бригада для чего приехала? Чтобы Ашотика прессовать? А тут он уже готовый, к стулу привязанный. Что? Сами посудите.

— Ещё и к стулу привязали?

— Ну, это пацаны Абрамовские. То есть можно было вопрос быстро решить, без пыли и шума, или как там в кино?

— В кино тебе, — недовольно качает он головой. — В том-то и дело, что это нихера не кино. Ладно буду поднимать контакты свои. Посмотрим, что можно будет сделать.

Но делать ничего не приходится. Когда я подхожу к двери своего номера, у меня звонит телефон. Звонит, разрывается.

— Алло, — хватаю я трубку, успевая в последний момент.

— Где ты ходишь-то, раньше меня же свалил? — слышу я весёлый голос Абрама. — Звоню-звоню тебе. Поднимайся наверх. Я здесь уже.

— В казино что ли? — удивлённо спрашиваю я.

— Да. Капитан отпустил.

— Как отпустил?

— Ты чё не рад что ли? — напрягается Мамука.

— Да просто странно как-то.

— Чё странного? — злится он. — Поднимайся, я тебе расскажу.

— Сейчас буду.

Но только я кладу трубку, телефон опять звонит. На этот раз это Борис.

— Я нашёл, что тебе надо, — говорит он.

— Отлично, — отвечаю я. — Сколько?

— Штучка.

— Ого!

— Берёшь или нет? — его голос становится стальным.

— Беру.

— Сейчас подъеду тогда.

— Поднимайся наверх в казино сразу.

— Куда-куда? — удивлённо переспрашивает он.

— На последний этаж, выходишь из лифта и поворачиваешь налево. У двери увидишь здорового чела, скажешь, что ко мне.

— Серьёзно?

— Серьёзней не бывает.

Я поднимаюсь наверх и вижу, как Абрам на радостях нарезается. Лезгинки нам только не хватало ещё. Надеюсь, до распугивания посетителей не дойдёт, их в этот час немного, но всё-таки.

— И как вы вырвались, многоуважаемый Мамука Георгиевич? — спрашиваю я.

— Так капитан твой отпустил. Сказал, что ты всё объяснишь, а ты у меня спрашиваешь. Это как вообще? Я знаю только, что он рыжему старлею сказал, будто замминистра велел отпустить. Это чё вообще за… чепушило?

— Это не чепушило, это наш друг.

— С каких это пор?

— Со вчерашнего дня. Хочет дружить с нами. А ещё хочет Ашотика на Абрама заменить.

— Точно?

— Не знаю, похоже, да, — пожимаю я плечами.

— Так может, он специально всё разыграл, чтобы показать, какой он хороший и полезный нам всем?

— Может и так, — вздыхаю я. — Кто его знает. Чужая душа потёмки. А как вы Ашотика взяли? Как так вышло, что он один и без охраны в наши лапы попал?

— Так пацаны выпасли. Пасли-пасли и выпасли. Гога, точнее. Позвонил из автомата, сказал, что Ашотик к бабе приехал, охрану отпустил, а сам у неё, значит завис. Ну, парни его там и накрыли. Выволокли, как свинью и в гараж притащили.

— А мусора как узнали?

— А это хер его знает.

— Кто-то слил. Как бы они сами додумались? Причём, приехал кто? БХСС, да? Куратор Ашотика сам лично прикатил. Растащил нас по углам и всех отпустил. Ясно, что он всё заранее знал. Точно стуканул кто-то. А кто был в курсе? Только свои, тут и к бабке не ходи. Надо найти крысу-Ларису, иначе как-то неприятно на душе будет, правда же?

— Сука… — Абрам мгновенно становится мрачнее тучи и выпивает сразу полстакана белой.

Силён, брат…

— Сука, — повторяет он и, плотно сжав губы осматривает зал, словно рентген его глаз может безошибочно выявить стукача. — Сука.

— Егор, — подходит ко мне Лида. — Там тебя мужчина спрашивает.

Я оборачиваюсь. У стойки стоит Борис. Делаю ему знак, что сейчас подойду.

— Скажи ему, что я сейчас. Пусть ему нальют пока, чего он захочет.

— Кто такой? — спрашивает Абрам.

— Знакомый.

— Чё за знакомый?

— Мамука Георгиевич! — качаю я головой. — Хороший знакомый. Дела у меня с ним. Что вас беспокоит?

Он смотрит тяжёлым взглядом на Бориса и ничего не отвечает. Не хватало мне только разборок здесь на почве алкогольной интоксикации.

— Он по другой части, не переживайте. С нашим бизнесом никак не связан.

Есть такие парни, у которых от выпивки шторка падает и они становятся невменяемыми. Лезут на рожон, делаются агрессивными, смотрят исподлобья, быкуют, а наутро вообще ничего не помнят и выглядят, как травоядные лапочки. Мамука, конечно, и утром не лапочка, но и вот этого беспредельщика в нём обычно не замечается.

— А ты чё, дерзить будешь? — спрашивает он медленно прикрывая, а потом резко открывая глаза.

Я отыскиваю взглядом Амира и многозначительно киваю в сторону Абрама.

— Это чё за сигналы, а? Ты чё в натуре, как тебя там!

Амир подходит и пытается отвлечь босса задавая отвлечённый, не связанный с делами вопрос:

— Мамука Георгиевич, а вам хачапури какой заказывать?

Хитрость удаётся и внимание Абрама переключается на гастрономическую тему, а я двигаю в сторону Бориса.

— Ничего себе, — говорит он, — у вас тут заведение. Это как так?

— Что наша жизнь? — многозначительно декламирую я. — Игра! Пойдём вон туда присядем, поговорим спокойно.

Я подвожу его к столику у окна и делаю сигнал бармену.

— Боря, ты заказал уже что-нибудь?

— Коньяк, — отвечает он.

— Кофе хочешь? У нас неплохой.

— Можно, да. Послушай, это твоя что ли контора?

— Что ты, — усмехаюсь я, — скажешь тоже. Я миноритарный акционер.

Я смотрю на этого человека и думаю, кто бы мог сыграть его в кино. Может быть Джигарханян в молодости. И с длинными волосами.

Пальцы у Галиного любимчика унизаны перстнями. Две гитары, зазвенев, жалобно заныли… А перстни непростые, с брульянтами. Как бишь его зовут-то, Бриллиантовый Мальчик? Вроде да.

Он выкладывает паспорт. Безо всякого конверта и намёка на конспирацию. И то верно, чего нам бояться-то…

— Откуда? — спрашиваю я.

— Нехороший вопрос, — говорит он, пожимая плечами.

— Но надёжный вариант хотя бы? Не нарисуется потом этот… Исаков Пётр Порфирьевич тысяча девятьсот тринадцатого года рождения с судебным иском?

— Нет, всё чётко. Сгинул человек, вот только паспорт и остался. Прописан в общаге. Там не проживает сто лет, его никто и не вспомнит никогда.

— Смерть криминальная? Труп не найдут?

— Не найдут. Нет его. По крайней мере, продавец меня в этом уверил.

— Ну, если продавец уверил…

Я кладу на стол пухлый конверт. Буряце заглядывает, прикасается к деньгам, проверяя, не кукла ли. Не кукла дорогой, у нас всё честь по чести.

— Тысяча? — спрашивает он.

— Тысяча, — киваю я и замечаю в его взгляде тоску по упущенной выгоде.

Он оглядывает помещение, столы, посетителей и впадает в печаль.

— Борь, я бы дороже не взял. Я недавно за тысячу три первоклассных паспорта купил, понимаешь?

Он чуть улыбается, оценив, что я догадался о его сокровенных мыслях и кивает.

— Да чего уж, дело сделано, — говорит он. — Можно и отметить.

Я выкладываю перед ним несколько разноцветных фишек.

— Вот, если хочешь позабавиться, можешь попробовать. Ты играешь вообще-то? Азартный ты?

Он ничего не отвечает, рассматривая, крутя и ощупывая фишки.

— Нет, — наконец, говорит он и отодвигает от себя эти красивые, разноцветные кружочки. — Мне нельзя. Всё проиграть могу, даже душу свою.

Ну что же, понимаю. Он выпивает коньяк и уходит, а я иду к себе в номер и звоню Злобину, а после него тем, с кем ещё не успел поговорить. Скударнову, Брежневу и Новицкой. Договариваюсь о встречах, об ужинах и прочих посиделках. С Новицкой ещё говорю и о деле, о Гурко, оказавшимся, как ни странно, защитником Снежинского.

— Всё в работе, говорит, но окончательное решение ещё не принято, —